Вернувшись из уютного особнячка
Я снова дома. Вид у меня очень и очень страшный, но ничего не болит. Как они это делают - не понимаю (в свете того, что они со мной проделали, трудно поверить, что такое возможно). Говорят, придумали какую-то новомодную "блокаду", отключающую все человеческие чувства на 4 дня после операций. Но работает - и ладно.
В больнице, похожей на небольшую виллу, я любовалась югендстильными потолками и картинами на стенах.
Половина шедевров написана хозяином клиники, другая - явно из семейной коллекции - красивое масло конца 18 века. Меня все это до сих пор удивляет и очень радует: интересные люстры под потолком, красивые ковры на полу. И обед, который приносят в нормальной фарфоровой посуде, с цветастой льняной салфеткой и серебрянными "ножками и вилками". На одного пациента - одна сестра. После обеда сестра скучала (у меня ничего не болит, мне ничего не надо). Спрашивала 20 раз, не принести ли еще десерт - их полный холодильник. Сто раз делала чай, не забыв каждый раз принести конфетку - раз я без сахара. В 11 вечера обнаружила, что мы с соседкой не спим. Предложила сделать горячие сэндвичи, и действительно принесла их через 10 минут. Едва подогретые, чтобы не стали жесткими. Посмотрела на все критически, потом сказала: "Нет, всетаки вы у меня слишком чувствительные еще, погрею-ка я вам еще чашку бульона, а то доктор меня убьет за эту сухомятку".
А соседка по комнате... русская дама. Почти коллега, и история похожая: 42 года, 15 лет в Германии, директор пиар-отдела в одном из самых больших агентств в городе. Бывшая. Головокружительная карьера у нее тоже закончилась 3 года назад онкологическим заболеванием, теперь она инвалид, пенсионерка, поделывает что-то дома. В этот раз ей досталось несколько меньше, чем мне, но она тоже была вся в повязках и страдала.
В больнице ей все не нравилось. Дурацкие эти цветные люстры действуют на нервы, зачем они столько пестрого тут развесили? (Люстры с красными и синими хрусталиками, красиво.) И порядка у них нет! Все одеты во что попало (есть больничная одежда, но разрешили принести то, что удобно, из дома. Я с радостю согласилась на свой спортивный костюмчик, в нем теплее). Кстати, принесенную с собой одежду они у пациентов тоже по вечерам забирают, а по утрам возвращают, свежепостиранную, но и это мою соседку не утешило.
Когда дело дошло до обеда, сестры начали перечислять наши возможности: суп такой, суп эдакий... Соседка хмуро сказала:
- Я все это не ем. У вас нету нормальной пиццы?
- Пиццу вам еще нельзя. Мы можем запечь вам тост с сыром, но вы должны все равно попить что-то жидкое и горячее. Вот, это хороший суп!
Суп, на который ее уговорили, она отчаянно ругала. Равно как и салфетку (жесткая!), ножи и вилки (не одноразовые!), ковры (наверняка они их плохо чистят!) и картины (какие-то немодные).
Спросила сестру:
- А как вы посуду моете? Небось в посудомоечной машине? А тут заразы, наверное, полная больница!
- Нет, мы все приборы чистим в автоклаве, как хирургические инструменты, не волнуйтесь, они стерильные.
- А ковры? Ковры наверняка грязные!
- Ковры белые, по ним видно, какие они чистые. Их специальная служба чистит каждые выходные.
- А почему вас так много?
- Ну хорошо же, когда сестер много?
- Ничего хорошего! Я все время слышу где-то за стеной ваши голоса.
- Извините, мы постараемся потише...
И так все время. Интересно, откуда берутся такие люди? Она ведь прожила в советском союзе еще дольше, чем я. Наверняка навидалась наших больничных ужасов. Ну и вообще, видела, какая еще бывает жизнь. По идее все, что мы имеем сейчас - просто рай, по сравнению со всем, что она должна помнить из прошлой жизни.
Уходя, спросила ее - а как же она в России жила, если ей здесь и сейчас все так не нравится.
Она едко ответила: "В России я жила хорошо! Мой папа был завскладом в Гастрономе".
Серьезно задумалась.
А в больнице на прощание дарили какие-то конфетки для горла, в очень трогательной английской коробочке:
