А когда вы пробили дно?

Я много раз слышала такие истории, когда у человека умер кто-то близкий, или еще какое-то горе произошло. И человек поплакал, очень недолго, утер слезы, и все сделал. Все организовал, все разобрал, и потом бросился дальше жить. С какой-то особой яростью. Потому что жизнь продолжается, есть еще другие люди, ради которых надо стараться. И вообще, забот полно, не до сентиментов. И работа хорошо отвлекает от горя.

И потом прошел год, все как-то утихло. Горе лечится временем, мы все это знаем. А потом что-то случилось, и вдруг этого человека разносит. Как будто где-то внутри какой-то узел развязался, и слезы потекли.

Так было с моей родственницей, когда умерла ее мама. Она очень бойко занималась похоронами, и вообще всем. Потом также бойко бросилась дальше жить - дети, муж, куча всего. И через год у мужа умер какой-то дальний родственник. Она его вообще в жизни не видела, и там степень родства была такая - трудно произносимая. Но их позвали, и пошли они на эти похороны. И там она вдруг зарыдала, так зарыдала! А потом, нарыдавшись, некоторое время лежала тихо, вся обессиленная, и очень грустила. Хотя он ей - вообще никто. Но она не о нем, конечно, плакала. Просто там ее пробило, и она все отплакала по маме.

А иногда человек и плакать не начинает, и не говорит уже ничего. А реагирует тело.

Когда умер мой папа, я тоже утерла слезы, разобрала его трехкомнатную квартиру, набитую сотнями книг, материалов для творчества, и инструментами. Нечеловеческим усилием выгребла оттуда 17 мешков (по 260 литров) чего-то похожего на фотоархив. Все что можно - раздали, пристроили, организовали. Из этих мешков я в итоге, дома, задыхаясь от пыли и сигаретного запаха, отобрала и оставила себе две коробки. Остальное отфотографировала (несколько тысяч снимкомв) и выбросила. Оставшиеся две коробки я закрыла в маленькой комнате. Это было в конце зимы, было очень холодно. Я там выключила отопление и распахнула окно, и так оставила на две недели. Чтобы как-то выветрить из вещей запах пыли и сигаретного дыма. (Папа курил дома три пачки в день, и вставал, чтобы покурить, даже ночью.)

А сама бросилась работать. Ведь я все забросила на два месяца, а меня ждал большой маркет, на который я записалась. И я впахалась - сначала для этого проекта. Потом отстояла там. Бросилась готовиться к следующему. Пахала, не приходя в сознание, до декабря. Потом еще один маркет. На неожиданно наступившем, самом жутком холоде, какой был у нас за последние сто лет. Потом, неделю спустя, еще одни такие выходные. И потом я выдохнула. Почувствовала какую-то грусть, усталость.

В какой-то момент еще подумала, что, конечно, тоже, очень успешно тут убегала от своих переживаний. Но, это ведь это хорошо. Месяцами плакать и предаваться трагическим чувствам - ничего хорошего. А любимая работа - отдушина. И время лечит. Вот, эмоции уже как-то уползли на дальний план, в какой-то туман. Жизнь продолжается, вот сейчас отдохну как следует, а потом... (Придумала себе кучу планов.)

Что было потом, вы знаете: я весело отметила праздник с семьей, уснула счастливая, в обнимку с кисами, и проснулась, не чувствуя своего тела.

После этого - тоже знаете, что было. Первые месяцы были каким-то вообще нескончаемым кошмаром. Пожалуй, никогда в жизни я не была в таком ужасе так надолго. Кошмарные сны случаются. Но тут реально материализовался самый страшный хоррор-сценарий, месяцы шли, и я никак не могла из него проснуться.

Однако, знаете, что было самым удивительным для меня? Принятие.

В последние годы у меня было несколько потрясений, таких, которые как-то заметно меняли мою жизнь. И я не могла смириться. Ходила к психотерапевту об том разговаривать. Он мне объяснял, что жизнь никогда не будет прежней, нужно это как-то принять, и строить какую-то новую картину жизни. Все вот это"вы сможете еще раз жить счастливо, только это будет другая жизнь". А я с ним бодалась, и говорила: "Но я хочу назад ту, которая у меня была!" Пререкалась, как дитя. И мы препирались. И я не могла принять.

А тут: я поняла, что случилось что-то страшное, в первый день. И также мне немедленно стало ясно, что из вот этого я так быстро не выберусь. Вероятно, как-то куда-то выгребу. Но было очевидно, что произошла катастрофа. И эти руины я разгребу не быстро. И я это приняла. Сразу. Ни единой мысли из серии "как же так" или "почему я", или "сколько я уже страдала, за что мне еще такое". Ничего вот этого. Просто четкие мысли и действия: всех опросить, узнать, что и как. С семьей поговорила. С сыном честно обсудила все перспективы. С сожалением сказала, что мне явно понадобится много помощи в ближайшее время. Но пообещала с этим бороться, чтобы оно как можно быстрее стало лучше. Всех спрашивала, как тут можно хоть что-то исправить. И как из этого поскорее выбраться. Сделаю все, что можно, буду, само собой, бороться до конца. Постараюсь, как можно скорее, сделать так, чтобы родные и близкие не должны были за мной ухаживать. Конечно, я задавала врачам вопросы "от чего такое случилось". Но не для того, чтобы повскидывать руки. А чтобы, может быть, понять, как избежать такого в дальнейшем.

Короче, трясясь от ужаса, я все-таки четко шла к цели. Научиться есть, мыться, одеваться, рисовать. Писать. Ходить. И так далее, по списку.

И вот оно "очень хорошо шло" в течение где-то 9 месяцев. И я знала, что последним аккордом будет еще одна реабилитация в стационаре. Приготовилась, вдохнула, нырнула туда. Пережила. Вернулась. И тут все покатилось с горки. Хотя я думала, что сейчас-то все, наоборот, станет лучше. Я многое восстановила. И самая тяжелая фаза реабилитации прошла. Теперь я буду появляться у врачей гораздо реже, и меня больше не будут там так страшно мучить и нагружать. Но нет. Оно катилось вниз, становилось хуже.

И к началу второго года стало ка-кто очень трудно жить. Кто бы мог подумать: я снова научилась рисовать в июне, через 6 месяцев после больницы. И после этого, не без труда, но бойко, нарисовала календарь. А на второй год я к лету так раскисла, что начала серьезно сомневаться, что смогу в этом году календарь нарисовать. Мы тут долго обсуждали и взвешивали, стоит ли. И я все-таки взялась. И никогда в жизни мне не было так трудно закончить проект из 13 картинок. Это было в разы труднее, чем в прошлый год. Как же так? Ведь, по моим представлениям, все должно быо становиться только лучше?

И вот я его дожала. И после этого поняла, что все - кончились мои силы, моя мотивация, мой боевой запал. Я больше не пререкаюсь с терапевтом о том,что "мне нельзя надолго бросать работу". Все.

Оставила все, что только можно было. Только продолжаю наговаривать подкасты в свой патреон. Сплю по 9 часов в день. Потом еще днем - по полтора часа. И, чем больше дел я отменяю: спорт, танцы, встречи, вылазки, рабочие проекты, творческие проекты, домашние дела... тем больше растет усталость.

Это какая-то вселенская усталость от всего, от того, что все так трудно, что каждое движение требует какого-то особого усилия и настроя. Что нервная система мечется с утра до вечера, все еще пытаясь докричаться до рук и ног. От усилий. От всего.

Мне кажется, что я устала не от этого года, а от последних трех. А терапевт говорит, что на самом деле - от последних тридцати пяти. От всех моих трудовых (и прочих) эксцессов, от месяцев и лет, прожитых в состоянии мании, от всех гонок, летаний по всему свету, мириадов проектов. И всего остального, что позволяло мне все это время отвлечься от моих древних травм и страхов.

Несколько месяцев назад некий читатель меня спросил: "Скажите, а когда вы пробили дно? Психологически и эмоционально?" Намекая на тот самый момент, когда человек, снизверженный всем, то его настигло, просто лежит и плачет, и не сопротивляется, просто принимая на грудь свое горе, и разрешая себе о нем просто порыдать.

Он, кажется, ожидал услышать что-то про те времена, когда я лежала в больнице? Или когда я вернулась оттуда домой, и осталась одна, наедине с тем, во что превратилась моя жизнь? Но нет. Я ему ответила, что кажется я до туда еще не дошла. Но мне также кажется, что это выражение, "пробить дно", описывает специфический сценарий. Когда человек летит-летит в какую-то пропасть, и в какой-то момент долетает до какого-то дна, неконтролированно пробивает его, и это такой крэш, крушение, удар и темнота.

А я все еще лечу, но я замедлилась. Я по-моему его не пробью. Мне кажется, что я скоро до него доберусь, опущусь, и там залягу. И станет совсем тихо. И там я встречу что-то хорошее. Мне так кажется.

Представляете! Вдруг я там научусь отдыхать? Или как-то по-другому жить? Лучше, чем раньше? Несмотря на все, что случилось, и даже на то, что не исправить? Дельфина вот встречу, в тишине, как Жак Мейол?

Несмотря на драматизм этого текста, я все еще позитивно настроена.